«Ревность» и другие истории - Несбё Ю

– У тебя нет девушки.

– А если я не считаю тебя привлекательной или я гей?

– Боишься?

– Да. Меня пугают женщины, которые в сексе берут на себя инициативу.

Словно что-то выискивая, ты вгляделась мне в лицо.

– Ладно, – сказала ты. – Верю. Извини, это не совсем по мне, но у меня нет времени ходить вокруг да около. И как мы поступим?

Мне стало спокойнее. По-прежнему быстро колотилось сердце, но пропали паника и желание сбежать. Я повертел в руке стакан.

– Ты из Лондона сразу улетаешь?

– В Рейкьявик, – кивнула ты. – Через час после посадки. А о чем ты думаешь?

– Об отеле в Лондоне.

– О каком?

– «Лангдон».

– Хороший отель. Если остановиться там больше чем на сутки, сотрудники запоминают твое имя. Но если заподозрят внебрачную связь, мозги у них деревенеют. Впрочем, мы там все равно больше суток не пробудем.

– То есть ты…

– Могу Рейкьявик на завтра перенести.

– Уверена?

– Да. Ты рад?

Я задумался. Я не рад.

– А что, если… – начал было я, но замолчал.

– Боишься, меня прихлопнут, пока мы вместе? – спросила ты, весело звякнув своим стаканом об мой. – А тебе придется иметь дело с трупом?

– Нет, – с улыбкой ответил я. – Я про то, что а вдруг мы влюбимся? А ты подписалась под тем, что хочешь умереть. И договор не расторгнуть.

– Слишком поздно, – сказала ты, кладя руку на подлокотник поверх моей.

– Да, я об этом и говорю.

– Нет, я про другое. Мы уже влюбились.

– Правда?

– Чуть-чуть. В самый раз.

Сжав мою руку, ты встала и сказала, что скоро вернешься.

– В самый раз для того, чтобы я радовалась: возможно, у меня есть три недели.

Пока ты была в туалете, подошла стюардесса и унесла стаканы, а я попросил у нее еще две подушки. Вернулась ты со свежим макияжем.

– Это не ради тебя, – сказала ты, прочитав мой взгляд. – Тебе нравилось, когда все размазалось, да?

– Мне и так и так нравится, – ответил я. – Ну и ради кого ты накрасилась?

– А ты как думаешь?

– Ради кого? – спросил я, кивая в сторону салона.

Ты замотала головой.

– Я недавно заказывала опрос – большинство женщин ответили, что красятся ради хорошего самочувствия. Но что они под этим словом подразумевают? Всего лишь отсутствие неприятных ощущений? Неприятных ощущений оттого, что их увидят такими, какие они есть? Разве макияж на самом деле не собственноручно надетая паранджа?

– А разве макияж не используют в равной степени для того, чтобы и что-то подчеркнуть, и что-то скрыть?

– Подчеркнуть одно – значит скрыть что-то другое. Любые правки, в том числе проясняющие, – это операция по прикрытию. Тот, кто красится, хочет, чтобы макияж привлек внимание к красивым глазам – так, чтобы никто и не заметил чересчур крупного носа.

– Но разве это паранджа? Разве мы все не хотим, чтобы нас заметили?

– Не все. И никто не хочет, чтобы его видели таким, какой он есть. Кстати, ты знал, что за жизнь женщина тратит на макияж столько же времени, сколько мужчины из таких стран, как Израиль и Южная Корея, – на службу в армии?

– Нет уж, сопоставление случайных фактов.

– Именно. Но не случайное сопоставление фактов.

– Да ну?

– Сопоставление – мой выбор, и оно, разумеется, само по себе является высказыванием. Фейк-ньюс – это не обязательно неверные факты; возможно, это манипулятивное редактирование. Что выбранное сопоставление говорит о моих взглядах на гендерную политику? Говорю ли я о том, что мужчинам приходится служить своей стране и рисковать жизнью, в то время как женщины предпочитают краситься? Может быть. Но достаточно лишь крошечной правки, и то же сопоставление сообщит: женщины боятся, что их увидят такими, какие они есть на самом деле, – точно так же страны боятся, что их завоюют иностранные войска.

– Ты журналистка? – спросил я.

– Я редактор журнала – он не стоит бумаги, на которой его печатают.

– Женского?

– Да, и в худшем значении этого слова. У тебя багаж есть?

Я помедлил с ответом.

– Ну в смысле, когда мы в Лондоне приземлимся, можно сразу к такси идти?

– Только ручная кладь, – сказал я. – Ты не ответила: зачем ты накрасилась?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Подняв руку, ты провела указательным пальцем по моей щеке, под самым глазом, как будто я тоже плакал.

– Снова сопоставление случайных фактов, – сказала ты. – Каждый год в результате самоубийств погибает больше людей, чем в результате войн, терактов, наркотиков, убийств из ревности – да вообще всех убийств, вместе взятых. Наиболее вероятно, что твой убийца – ты сам. Поэтому я и накрасилась. Я посмотрела в зеркало и не выдержала ничем не прикрытого лица своего убийцы. Не теперь, когда я влюбилась.

Мы посмотрели друг на друга. И в тот момент, когда я поднял руку, чтобы взять твою, ты взяла мою. Наши пальцы переплелись.

– Разве мы не можем ничего сделать? – прошептал я, дыхание вдруг сбилось, как будто я уже в бегах. – Нельзя откупиться от договора?

Ты склонила голову набок, словно хотела разглядеть меня под другим углом.

– Если бы это было возможно, не факт, что мы бы влюбились, – сказала ты. – Мы друг для друга недосягаемы – разве это не важная составляющая привлекательности, как ты думаешь? Она тоже умерла?

– Что?

– Та, другая. Та, о ком ты не захотел рассказывать, когда я спросила про жену и детей. Утрата, из-за которой ты боишься опять влюбиться в ту, кого потеряешь. Из-за этого ты задумался, когда я спросила про багаж. Хочешь об этом поговорить?

Я посмотрел на тебя. А я хотел?

– Ты уверена, что…

– Да, я хочу послушать, – кивнула ты.

– У тебя много времени?

– Ха-ха.

Мы заказали еще выпить, и я рассказал.

Когда я договорил, за окном совсем рассвело – летели-то мы против солнца. И ты опять заплакала.

– Как грустно, – всхлипнула ты, кладя голову мне на плечо.

– Да, – согласился я.

– Тебе все еще больно?

– Не всегда. Я себе говорю, что раз она не хотела жить, значит ее вариант лучше.

– Думаешь?

– И ты ведь тоже?

– Наверное, – сказала ты. – Но я не знаю. Я, как Гамлет, сомневаюсь. А вдруг царство мертвых еще более печальная юдоль.

– Расскажи о себе.

– Что ты хочешь узнать?

– Все. Начинай, я спрошу о том, о чем захочу узнать поподробнее.

– Хорошо.

Ты рассказала. И передо мной возник образ девушки – я видел ее более отчетливо, чем ту, что прижалась ко мне, взяв меня под руку. В какой-то момент самолет затрясся, попав в зону легкой турбулентности, и казалось, будто катишься по мелким крутым волнам, а твой голос смешно завибрировал, и мы оба рассмеялись.

– Можем сбежать, – сказал я, когда ты договорила.

Ты посмотрела на меня.

– Каким образом?

– Ты снимешь одноместный номер в «Лангдоне». Вечером оставишь на ресепшене записку директору отеля – на работу он придет завтра утром. Напишешь, что собираешься утопиться в Темзе. Ты пойдешь туда вечером – в такое место, где тебя никто не заметит, – снимешь обувь и оставишь на берегу. Я арендую машину и приеду за тобой. Поедем во Францию, а из Парижа улетим в Кейптаун.

– Паспорт, – только лишь и произнесла ты.

– Я все устрою.

– Устроишь? – Ты не сводила с меня глаз. – Да что ты за психолог?

– Я не психолог.

– Не психолог?

– Нет.

– А кто же тогда?

– А как ты думаешь?

– Тот, кто меня убьет, – сказала ты.

– Да, – подтвердил я.

– Ты забронировал место рядом со мной еще до того, как я приехала в Нью-Йорк подписывать договор.

– Да.

– Но ты и правда в меня влюбился?

– Да.

– И как все должно было случиться?

– На паспортном контроле. Укол. За час действующие вещества полностью исчезнут или смешаются с кровью. Вскрытие покажет обычный инфаркт. В твоей семье инфаркт – самая распространенная причина смерти. Мы брали у тебя анализы – по их результатам ты к нему предрасположена.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ты кивнула.

– А если мы сбежим, за тобой тоже придут?